На бумаге, в разгар войны с Украиной и несмотря на беспрецедентную волну западных санкций, ВВП России растет, как и средние зарплаты, а макроэкономические показатели, по крайней мере те, которые еще публикуются, свидетельствуют о не обязательно процветающей, но устойчивой системе. Однако эти видимости обманчивы. Чтобы понять реальное положение российской экономики в военное время, нужно смотреть за пределы национальной статистики и сосредоточиться на том, что скрывают федеральные цифры: глубокие региональные и отраслевые разломы по всей стране.
Мираж централизованного роста
Экономическая и политическая структура России типично гиперцентрализована. Большая часть экономической и политической жизни вращается вокруг Москвы и, в меньшей степени, Санкт-Петербурга. Эти города служат витринами — они хорошо финансируются, подключены к международным потокам и в значительной степени защищены от самых жестких санкций. Доходы от экспорта нефти и газа продолжают финансировать стабильность этих «витрин федерации», маскируя уязвимость других территорий.
Однако за пределами этих глобализированных мегаполисов находится мозаика противоречивых реальностей. Россия не является монолитом – это федерация из почти 90 регионов, каждый из которых имеет свою экономическую структуру, демографические тенденции и политическое значение. Наталья Зубаревич, профессор экономической и социальной географии Московского государственного университета, описывает эту неоднородность в своей теории «Четыре России»:
- Россия глобальных городов (Москва и Санкт-Петербург);
- Россия крупных региональных центров (города с населением более миллиона человек);
- Россия малых городов и сельских районов;
- и Россия этнических республик (например, Чечня, Бурятия, Дагестан).
Каждая «Россия» функционирует в разных экономических условиях, имея разную степень подверженности санкциям, устойчивость рынка труда и предоставление государственных услуг. Понимание этих различий имеет решающее значение для расшифровки кажущегося парадоксального экономического поведения России в военное время.
Региональные бюджеты под давлением
Ярким примером фрагментации страны можно считать региональные бюджетные показатели на 2024–2025 годы. Согласно официальной статистике, к первому кварталу 2025 года региональные доходы выросли всего на 8%, а расходы — на 16%. Такой рост бюджетного дефицита трудно поддержать. Ключевым моментом здесь является то, что скромный рост доходов является полностью номинальным – с поправкой на инфляцию (которая, согласно официальным данным, составляет 10%), поэтому большинство регионов теряют реальную покупательную способность.
Даже основные факторы, стимулирующие рост бюджета (налог на доходы физических лиц и налог на прибыль предприятий), показывают результаты ниже ожидаемых. Рост подоходного налога с физических лиц сократился вдвое, с 25% в прошлом году до 12% в 2025 году, что отражает замедление роста заработной платы. Доходы от налога на прибыль выросли всего на 6% по сравнению с падением на 4% в предыдущем году, что недостаточно для того, чтобы идти в ногу с инфляцией. Это медленное восстановление в основном ограничилось регионами, где расположены экспортно-ориентированные отрасли промышленности и где имеется значительный производственный потенциал в военно-промышленном комплексе.
Между тем, налоговая поддержка со стороны федеральных властей сокращается. Межбюджетные трансферты сократились третий год подряд, продемонстрировав снижение на 4% в первом квартале 2025 года. Это ограничение особенно затрагивает более бедные, менее индустриализированные регионы, которые в значительной степени зависят от субсидий.
Региональные кризисы: от Кузбасса до Мурманска
Статистика обращает внимание на несколько регионов, которые сейчас сталкиваются с острыми финансовыми и экономическими трудностями. Среди них:
Кемеровская область (Кузбасс), один из традиционных угольных бассейнов России, в первом квартале 2025 года зафиксировала дефицит бюджета в 20%. Мировые цены на уголь резко упали, а высокие внутренние транспортные расходы сделали большую часть производства этого региона убыточной. Тем не менее, удивительно, но снижения объемов добычи угля не наблюдается.
Мурманская область, которая в значительной степени зависит от добычи и переработки полезных ископаемых, третий год подряд фиксирует падение промышленного производства. Этот спад подорвал как занятость, так и стабильность бюджета.
Северо-запад России в целом находится в стагнации, страдая от санкций и отсутствия крупных инвестиций, без значительного роста заработной платы или промышленного роста.
В отличие от Москвы и других «витринных» городов, эти регионы не располагают достаточными резервами для поглощения экономических шоков — будь то снижение доходов от экспорта или сокращение налоговых трансфертов.
Отраслевые разломы: нефть, газ и другие
Хотя финансовое здоровье Москвы по-прежнему зависит от доходов от экспорта нефти и газа, даже эта основа шатается. Все ключевые добывающие регионы (Ханты-Мансийск, Татарстан, Самара, Красноярск) сообщили о снижении добычи. В первом квартале 2025 года добыча нефти и газа в этих районах сократилась на 5-7%. Как отмечают эксперты нефтяного рынка, дело не только в спросе или логистике — основная проблема заключается в платежах. Санкции сделали крайне сложным проведение международных транзакций, несмотря на попытки найти креативные решения.
Эти затруднения с платежами сказываются не только на производителях, но и на налоговых потоках. Большинство налогов и сборов на природные ресурсы выражены в рублях — когда рубль силен, экспортеры зарабатывают меньше за доллар или юань, что снижает их налоговые обязательства. В результате, даже если объем экспорта остается стабильным, федеральные и региональные доходы снижаются.
Иллюзия роста заработной платы
Несмотря на то, что официальная статистика показывает постоянный рост заработной платы в России, эти повышения явно замедлились. В начале 2024 года номинальная заработная плата росла быстрыми темпами — 18–19% в год, но к февралю 2025 года этот темп замедлился до 14%, едва поспевая за инфляцией. В то же время количество вакансий сокращается, а работодатели становятся более осторожными. Даже данные Росстата, обычно ограниченные политическими соображениями, отражают гораздо более жесткие условия на рынке труда.
Однако за этими средними показателями по стране скрывается гораздо более глубокая и стойкая трещина. Разница в заработной плате между Москвой и остальной страной остается очень большой. Несколько исключений выделяются — либо это отдаленные регионы, где более высокие зарплаты фактически нейтрализуются ростом цен и изоляцией, либо территории с богатыми нефтяными месторождениями, где местные доходы раздуты энергетическим сектором. Однако для подавляющего большинства регионов России уровень заработной платы значительно ниже, чем в столице, и реальных признаков сокращения этого разрыва нет.
Более значительным является замедление потребления. Рост розничных продаж непродовольственных товаров (часто являющийся показателем оптимизма потребителей) снизился с 7-8% в предыдущие годы до всего 1% в реальном выражении. Россияне покупают меньше бытовой техники, мебели и автомобилей. Кредиты стали менее доступными, особенно негарантированные потребительские кредиты. Хотя ипотечный рынок России официально остается крупным (просроченная задолженность по кредитам составляет 20 триллионов рублей), объем новых ипотечных кредитов сокращается, несмотря на значительную зависимость от субсидируемых программ, таких как «семейные кредиты».
Война и несправедливая география мобилизации
Возможно, наиболее заметным проявлением экономического неравенства в обществе является географическая модель призыва в армию. Более богатые городские центры (Москва, Санкт-Петербург, Казань) в основном остались в стороне от массовой мобилизации. Зато более бедные сельские районы с высоким уровнем безработицы и низким уровнем жизни понесли основную тяжесть.
Это не совпадение. Там, где мало рабочих мест, высокая кредитная нагрузка, а государственная социальная помощь является единственным запасным вариантом, военная служба становится логичной стратегией выживания. В некоторых регионах поступление на военную службу — один из немногих способов обеспечить стабильный доход или социальные льготы для своей семьи. В более процветающих регионах, с другой стороны, такие стимулы не так эффективны.
Различия очевидны даже между отдельными регионами. Городские центры предлагают больше возможностей и более высокие зарплаты, в то время как сельские окраины сталкиваются с упадком. Таким образом, даже внутрирегиональные различия объясняют неравное бремя мобилизации в военное время. Эта реальность объясняет и отсутствие публичных протестов против растущего числа человеческих жертв в рядах российской армии. Бремя этих потерь ложится непропорционально на бедные, периферийные регионы — места, которые более процветающие регионы и крупные города в значительной степени предпочитают игнорировать, пока их собственное население не затрагивает эта проблема.
Война резко усилила и без того глубокие разделения в России – географические, экономические и социальные. Хотя национальный ВВП может по-прежнему показывать рост, цифры скрывают все увеличивающийся разрыв между регионами. В отсутствие постоянных доходов от нефти и газа многие регионы сейчас сталкиваются с растущим налоговым давлением. Часть из них оказалась в замкнутом круге снижения инвестиций, сокращения рабочих мест и демографического спада. Другие вынуждены идти по пути милитаризации, превращая вооруженные силы в основной источник дохода и социальной мобильности для своих жителей. В сегодняшней России война — это не просто геополитический конфликт, это механизм, который перестраивает внутреннюю экономическую географию страны.
Понимание этой региональной и отраслевой динамики имеет решающее значение не только для оценки текущей экономической траектории России, но и для прогнозирования ее политической стабильности. За блестящим фасадом Москвы и официальной статистикой скрывается все более раздробленная федерация — социально, экономически и политически.
