
Хотя Украине еще далеко до победы над Россией, Румынии уже пора извлечь ряд промежуточных уроков. Спрятавшись под зонтиком НАТО, питаясь из европейской кормушки, в которую вносят свой вклад и румынские граждане, политики в Бухаресте, кажется, все еще верят, что война в Украине не принесет с собой системных изменений, к которым стране придется адаптироваться, потому что, в противном случае, она будет и далее утрачивать свое значение, по крайней мере, в политическом плане. Тот факт, что война застала Румынию, управляемую крупнейшими партиями страны, которые в принципе придерживаются противоположных доктрин, но которых объединяет единая модель правления, подтверждает идею о том, что на самом деле только на таком уровне и способна работать румынская система вкупе с обществом, какими они стали после падения режима Чаушеску. Так что под вопросом стоит не способность той или иной крупной партии страны справиться с экстремальной ситуацией, а всей системы в целом. Если новости обнадеживают, мы должны себя поздравить, но, если ситуация вызывает опасения, нам всем следует призадуматься.
Вовлечение военной элиты в политику – первый шаг к авторитаризму и краху
Помимо всех военных соображений, вторжение Путина в Украину является, прежде всего, предупреждением для тех, кто убежден, что недостатки демократий, особенно неокрепших демократий, можно преодолевать перениманием опыта авторитарных режимов. На примере Китая, но внимательно присматриваясь и к путинской пропаганде, многие румыны, в том числе и политики, убеждались в том, что, несмотря на его «недостатки», авторитаризм эффективен. То, как Россия ведет войну в Украине, а также странный эксперимент, поставленный Китаем в Шанхае, наглядно показывают, что пропаганда, коррупция и репрессии – единственные сферы, в которых авторитарные государства достигают «превосходства». В других сферах они показывают переменную эффективность, которая зависит не от характера политических режимов, а от качества стратегических решений и способности их реализовывать.
Растущее участие военных элит в политической жизни, даже под предлогом напряженной ситуации в сфере безопасности, – спорный процесс в Румынии. Он не столько заимствован, сколько похож на то, что произошло в России, и его следует избегать любой ценой. Решение Путина развязать эту войну, несмотря на очевидные проблемы, вытекающие из минимального понимания того, как работает евроатлантическое сообщество, показало, что политические решения нельзя оставлять на усмотрение тех, кто считает общество «тактическим полем». Спецслужбы часто способствовали развязыванию войн, но им никогда не удавалось их выигрывать без участия общества. Общество не является «тактическим полем». Это живой организм, наделенный своего рода коллективным разумом, которым нельзя управлять и на который невозможно влиять в долгосрочной перспективе посредством разных «операций», а только посредством прозрачных политических решений, продиктованных общественными интересами. Нападение на Украину – результат «мышления» небольшой группы «мудрецов в погонах» в окружении Путина, разделяющих те же ценности, ту же психологию и особенно то же презрение к открытому обществу и демократии. Россия воюет не против НАТО, как она утверждает, и не только против Украины. Она воюет против свободы, тем самым отрицая право на существование целого ряда государств – тут дело не в одной Украине –, которые она считает неспособными и даже не имеющими права на самостоятельную политическую волю. Путин убежден, что пространство между Россией и другими великими державами населено государственными «микроорганизмами», неспособными к автономным проектам и суверенной воле, достойным лишь презрения со стороны действительно сильных мира сего и пригодных только в роли обменной монеты в периоды напряженности. С точки зрения «нового дворянства», как Николай Патрушев назвал сотрудников российских спецслужб, общество не должно иметь доступа к принятию подобных решений. Оно просто обязано смиряться с последствиями, проглатывая задним числом любые оправдания, сколь бы абсурдными они ни были. Поэтому в Москве не ощущается потребность в структурированной политической коммуникации, ведь имитация народной поддержки ошибочных решений авторитарных лидеров достигается не призывом к разуму, а использованием страхов, невежества, глупости и усиленного полицейского террора.
Румынские политики, похоже, не понимают исторического значения войны в Украине
Реакция румынских властей на войну – сначала встревоженная, затем облекающаяся в формальные обязательства и секретность – показывает, что в Бухаресте также преобладает убеждение, что внешняя политика, мир и война являются исключительно сферами компетенции «учреждений» и высокопоставленных политиков. В какой-то мере это так, но война в Украине показывает, что подготовленное, мобилизованное общество, полностью осознающее исторический момент, который оно переживает, является основой эффективной военной реакции. Запоздалая, неубедительная реакция, словно ожидающая указаний «сверху», свидетельствует о том, что после ухода президента Траяна Бэсеску с должности главы государства Бухарест отказался от каких-либо претензий на собственное понимание ситуации в регионе, в котором он находится. Коммуницируя с трудом, без какого-либо эмоционального или политического содержания, на идеально деревянном языке, Бухарест создавал впечатление, что не оставляет украинскому сопротивлению никаких шансов, хотя румынские официальные лица неоднократно хвастались тем, что страна является региональным поставщиком «развединформации». Какие бы тактические планы ни разрабатывались в Бухаресте в связи с реакцией на военную агрессию России, дела обстоят гораздо хуже. На самом деле у значительной части румынских чиновников с самого начала не было понимания того исторического момента, который пережила и переживает Европа. Продолжая трактовать ситуацию в традиционно узком ключе «национальных интересов», который, по сути, ничего не означает в отсутствие солидной румынской региональной политики, они взывали в основном к тем, кто считает, что приверженность демократическим ценностям заканчивается там, где начинается опасность. Такая позиция, транслируемая скорее отсутствием коммуникационной стратегии, оставляло широкое поле действия тезисам российской пропаганды и особенно некомпетентности, с которыми румынские власти не боролись посредством оперативного потока официальной информации, отвечающей легитимным интересам общества в условиях войны. Необходимо признать, что хотя бы небольшая часть важной информации о регионе, которой Румыния якобы постоянно делится с союзниками, могла бы доводиться и до сведения общества, как это делало ряд учреждений и организаций США, Великобритании или Польши.
Постоянно уверяя нас, что страна находится в безопасности – абсолютно несостоятельный сценарий, если бы Украина пала, как надеялся Путин –, преуменьшая агрессивные намерения России, как это делали некоторые официальные лица, Румыния создавала впечатление страны, напуганной телевизионной мощью путинской армии. Как всегда в такие моменты, реакция румынского общества оказалась все же на высоте. Полностью компенсируя инерцию государственной системы, гражданское общество быстро мобилизовалось, и это было видно по тому, как были организованы сети помощи украинским беженцам. Слабая сторона румынских политиков, которые рассматривают крупные события с точки зрения электоральной выгоды – признак скромного морального масштаба –, проявилась и на этот раз, когда чиновники поспешили афишироваться на пограничном переходе между двумя странами, сохраняя тот же воинственный вид и отвечая раздражением на обоснованные вопросы журналистов. После «традиционных» официальных фотографий и ряда заявлений, сделанных для Брюсселя, особенно когда речь шла о возможной финансовой помощи странам, принимающим беженцев, чиновники в Бухаресте переставали интересоваться этой темой, исключая из срочного списка ряд законодательных инициатив, связанных с материальной помощью украинским беженцам.
Румынии срочно нужна последовательная политика в отношении Украины
Развитие событий и особенно то, как на них отреагировала Румыния, показали, что страна не имела восточной политики, которой требовало положение дел. Знак того, что высшая политическая бюрократия считает себя хозяином румынских национальных интересов, она крайне осторожно разделяет эту задачу с обществом. Состояние инфраструктуры, связывающей Румынию с Украиной, которой румынское государство стало интересоваться только после первого месяца войны и под давлением Запада, показывает, что кроме выражения «законных опасений» Бухарест даже не задумывался о том, чтобы облегчить доступ этнических румын из Украины в страну происхождения. Рассматривая Украину (порой справедливо) как враждебное Румынии и румынам государство, Бухарест проявил значительную медлительность в осознании цивилизационного разрыва, произошедшего в Украине после 2014 года. Не помогло и то, что Украина тоже сохранила ряд советских стереотипов по отношению к Румынии. Как обычно, Бухарест стремился продвигать свои интересы, обращаясь только к политическому руководству, а не к украинскому обществу, хотя только таким образом он мог бы добиться быстрого и позитивного изменения восприятия Румынии. С использованием украинскими официальными лицами термина «молдаванин» применительно к большинству проживающих в Украине этнических румын можно было бы бороться совместной инициативой Бухареста и Кишинева с целью формирования единой программы поддержки румын в Украине, а не только более или менее бесплодными переговорами с украинской стороной. Слишком озабоченная тем, чтобы ее не ассоциировали с венгерскими попытками паразитировать на украинской национальной консолидации перед лицом российской агрессии, Румыния довольствовалась констатацией того, что мало что может сделать, не пытаясь искать каких-то новых решений. Одержимые идеей контроля, политики и высокопоставленные чиновники в Бухаресте лишь теоретически признают, что дипломатия имеет большую культурно-цивилизационную составляющую, которую следует понимать шире, чем о ней можно судить по культурным мероприятиям Румынских культурных институтов за границей. Такую дипломатию, требующую сообразительности, ресурсов и творческой свободы, можно использовать в основном в странах, которые недавно стали демократическими или даже находятся под контролем авторитарных режимов, чтобы добиться от значительных слоев населения того, чего национальные правительства колеблются или не желают предложить. Рано или поздно эти «вложения» окупятся сторицей. Однако, это возможно только при привлечении гражданского общества к дипломатической деятельности, исходя из общего понимания национальных интересов, которые не могут «принадлежать» группам чиновников или политиков. Война в Украине, как это ни странно, дает Румынии возможность переосмыслить свою политику по отношению к этому государству и его народу. Но процесс должен начаться уже сейчас, ведь, прежде чем выслушать законные пожелания румын, украинцы должны почувствовать их поддержку в самый трудный для их страны час.