Пожертвования
Veridica.md
Отстранение Иона Антонеску от власти 23 августа 1944 года - одно из немногих событий в современной истории Румынии, над которым, спустя более трех десятилетий после падения коммунизма, все еще висит тень Николае Чаушеску. Последующее политическое влияние этого события, исторические чувствительности и, прежде всего, цели тех, кто так или иначе инструментировал его, долгое время препятствовали его объективной оценке.
Причин тому много, но самая важная - политические последствия, которые порождает даже сама категоризация этого события, не говоря уже о критике исторических фигур, стоявших у его истоков. Разнообразие формул, которыми обозначалось это событие, некоторые из которых были доведены до абсурда, свидетельствует о том, что оно постоянно подвергалось «перечитыванию» в угоду временным политическим целям. Государственный переворот, «акт», «вооруженное восстание», «восстановление демократии» или даже «антифашистская и антиимпериалистическая революция социального и национального освобождения» - формулы, которые не только подразумевают различные политические варианты, но и почти с самого начала исключают возможность критического анализа, свободного от каких-либо идеологических ограничений. Речь идет не столько о ее непосредственных последствиях, а именно о свержении диктатора, столь же трагичного, бездарного и убийственного, каким он был, сколько о ее среднесрочных последствиях, мотивах и видениях тех, кто принимал в ней участие.
«23 августа послужило свидетельством о рождении коммунистического движения» в Румынии
В националистический период коммунистического режима все было относительно просто. Для Чаушеску, как и для Дежа во второй половине его правления, 23 августа стало свидетельством о рождении национального коммунистического движения. В совокупности представлений и мифов, распространяемых историками коммунистического режима, 23 августа было гораздо более важным событием, чем основание партии. В отличие от формального основания партии, ставшего прямым следствием большевистского переворота и существования Коминтерна, 23 августа дало румынским коммунистам не только иллюзию того, что они внесли свой вклад в экономику войны, но и, прежде всего, удовлетворение от того, что им удалось удивить своих покровителей, проявив инициативу и смелость. По мере того как антисоветская диверсия румынских коммунистов приобретала все более твердые очертания, список участников постепенно сокращался, пока их место не заняла аморфная масса «патриотических и рабочих сил», призванная оправдать, путем намеренного создания неясности, характер «народного движения». Остатки скромности, сохранившиеся после многих лет пребывания у власти, и особенно тот факт, что некоторые из современников событий были еще живы, привели к тому, что 23 августа не было приписано ни Георге Георгиу-Деж, ни Чаушеску. Но это не спасло его от деперсонализации, равно как и от превращения в псевдо-канон без правил, пригодный лишь для переосмысления в зависимости от контекста.
В 1974 году, когда Чаушеску формализовал неперевариваемую формулу «восстания» со всеми ее атрибутами, он сделал это по случаю обсуждения новой программы партии, в которой почти напрямую прозвучала идея «нового режима». С этой точки зрения переоценка «акта» 23 августа 1944 года, рассматривавшегося как боевое крещение коммунистов, которое, казалось бы, смыло с них первородный грех создания в лабораториях Коминтерна, уже не кажется такой бессмысленной. Впоследствии доверенным историкам партии под эффективным руководством Илие Чаушеску было поручено оценить европейские последствия отстранения от власти Иона Антонеску и, таким образом, предоставить пропаганде конкретные аргументы. Прямым результатом этого приказа стали шесть месяцев, на которые якобы сократилась Вторая мировая война в результате выхода Румынии из Оси. Стоит отметить, что история о полугоде была настолько хорошо принята, что породила настоящее увлечение подсчетами, и иные историки режима взялись оценивать в долларах, «по курсу того времени», дань, выплачиваемую Порте Румынскими княжествами до «освобождения от османского ига», но это уже совсем другая история.
Коммунисты скрыли роль короля 23 августа и подправили образ маршала Антонеску
Помимо дебатов по поводу ярлыка, выбранного для событий 23 августа 1944 года, ключевым шагом режима, особенно при Чаушеску, было устранение короля Михая I из истории 23 августа 1944 года, заменив его безличным «Дворцом» или просто удалив любое упоминание о нем. Чаушеску оказался гораздо добрее не к кому иному, как к Иону Антонеску. Считая себя «правителем» и тем самым солидаризируясь с Антонеску, Чаушеску приказал держать румынский Холокост в тайне и даже нюансировал его исторический образ с помощью литературных произведений.
Падение коммунистического режима позволило довольно быстро восстановить комплексность исторической картины. Король был возвращен на свое законное место в качестве источника легитимности и главного участника заговора против Иона Антонеску, а открытие дебатов о румынском Холокосте означало, что моральное освещение этого события не представляло серьезных проблем. Парадоксально, но пополнение историографического дискурса конкретными персонажами и тщательная реконструкция генезиса события не привели к его критической оценке в научном смысле. Преувеличения и причитания тех, кто считает Иона Антонеску трагическим героем и оправдывает его отвратительные преступления патриотизмом, исключены с самого начала. Будучи полностью приверженцем Оси и Гитлера, Антонеску руководствовался как антисемитизмом, так и патриотизмом, как он его понимал. Помимо законного желания вернуть часть национальной территории, утраченной летом и осенью 1940 года, Антонеску был в равной степени привержен антибольшевистскому и антисемитскому крестовому походу, который должен был стать грандиозным и драматическим усилием по переустройству мира.
Если в его случае все относительно ясно, то личные и групповые планы деятелей, участвовавших в его отстранении от власти, еще предстоит проанализировать. Стратегия демократической оппозиции по выходу Румынии из войны также нуждается в критической оценке. Отмеченные общественным престижем действующих лиц, а также историческими заслугами некоторых из главных героев 23 августа 1944 года, историки и их публика продолжают оперировать оценочными суждениями тех, кто сам участвовал в событиях.
Устранение Антонеску избавило большую часть территории Румынии от разрушений, которые советское наступление могло бы вызвать в результате боевых действий, демократия была временно восстановлена благодаря возвращению короля Михая I на его законное место, было получено согласие союзников на отмену «Венского диктата», а румынская дипломатическая тонкость была в очередной раз доказана тактикой использования многочисленных каналов переговоров с союзниками. Все эти события считаются последствиями смещения Иона Антонеску в результате дворцового переворота 23 августа 1944 года, и в значительной степени каждое из них подкреплено значительным количеством документальных свидетельств, показаний или сопоставлений, которые являются зачатками работы историков. Тем не менее 23 августа нельзя считать исчерпанным событием с точки зрения исторической интерпретации.
Усилия демократической оппозиции договориться о выходе Румынии из войны, отмеченные наивностью и непоследовательностью
Решающая роль короля в этом событии не может быть отделена от его естественного желания четко отграничить себя от диктатуры, преступные наклонности которой он не разделял, но которой он придавал легитимность, когда это было нужно. Отсутствие реакции армии на арест Иона Антонеску и развал командной линии на фронте, даже во время советского наступления на Кишинев - Яссы, показывает, что военачальники также хотели отдалиться от режима Антонеску и его преступлений при очевидной перспективе проиграть войну. С одной стороны, односторонний выход из войны позволил Советам разоружить и отправить в плен большое количество войск и разоружить флот, не будучи обусловленным положениями соглашения о перемирии, подписание которого они намеренно затягивали. С другой стороны, готовность и способность немецких войск в Бухаресте и Плоешть сражаться были сильно переоценены авторами дворцового переворота. Два оппозиционных переговорщика, Барбу Штирбей и Константин Вишояну, весной 1944 года в Каире отказались от совместного требования союзников о том, что после выхода Румынии из Оси она должна немедленно начать военные действия против немецких войск. Учитывая, что в начале 1944 года Советы были твердо уверены, что только Антонеску обладает полномочиями заключить и обеспечить соблюдение перемирия, неудивительно, что они были готовы предложить посланнику Антонеску Александру Крециану лучшие условия для выхода из войны. На самом деле, как отмечает в своих мемуарах посол Николай Новиков, Советы рассматривали посланников оппозиции как равных представителей Антонеску и мало что делали, чтобы развеять это впечатление. Поэтому переговоры в Каире были в большей или меньшей степени лишь площадкой для советских имиджевых упражнений, в ходе которых румыны должны были продемонстрировать полную солидарность между Союзниками.
Настойчивые требования Юлиу Маниу, как и всей демократической оппозиции, сначала вести переговоры только с британцами и американцами, а затем настойчивые требования демократической оппозиции поставить войну в зависимость от присутствия британских войск в Румынии - иллюзия, тонко подпитываемая британцами, - только еще больше раздражали Советы, которые взяли на себя инициативу приостановить переговоры. Как показывают инструкции Новикова из Москвы между двумя раундами, Советы считали, что Маниу находится под контролем Антонеску и что он не способен предпринять против него существенные действия. Поскольку из бесед с представителями оппозиции Москва сделала вывод, что Антонеску не хочет немедленного окончания войны, условия перемирия, предложенные им, были довольно радикальными.
Политические прогнозы, в рамках которых демократическая оппозиция вела переговоры о перемирии, были не только фантазийными, но и начисто лишенными интеллектуальной последовательности. Переоценка способности и особенно готовности Великобритании напрямую вмешаться в румынский вопрос, так или иначе противостоя Советскому Союзу, была в лучшем случае вопиющей. Очевидно, что Маниу или Дину Брэтиану, а также Ион и Михай Антонеску не могли ничего знать о ходе переговоров в Москве между министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом и Сталиным в декабре 1941 года, но они могли кое-что знать об эпической истории польского правительства в изгнании в Лондоне, которое Советы вывели из уравнения послевоенной Польши с явного согласия британцев и американцев.
Реакция Лондона и Вашингтона на разрыв Москвой дипломатических отношений с поляками в изгнании под предлогом воздержанного реагирования поляков на расследование странами Оси катынского расстрела ясно показала, что между союзниками в Восточной Европе нет никаких разногласий, только трения. Под впечатлением этого предсказуемого развития событий президент Бенеш, также находившийся в изгнании в Лондоне, вынужден был подписать в декабре 1943 года договор о союзе и взаимопомощи с Советским Союзом, который превращал еще не восстановленную Чехословакию в сателлита СССР. Трудно поверить, что лидеры румынской демократической оппозиции не знали о заключении этого договора и не догадывались о мотивах чехословаков при его подписании.
В европейском контексте 23 августа 1944 года стало событием «без каких-либо значительных политических последствий».
Ни одно из вышеупомянутых событий, ни 23 августа 1944 года не оказали радикального влияния на советские политические планы в отношении этих развивающихся в то время стран. На самом деле, к лету 1944 года, хотя Советы, как и другие участники Альянса, уже думали о войне в политических терминах, самой важной целью оставался разгром и оккупация Германии. Советские территориальные претензии к этим странам уже были четко сформулированы, за исключением чехословацкого Закарпатья, и вопрос о политических режимах не стоял так остро, пока в этих странах уже находились советские войска. В этом отношении Москва предприняла все меры предосторожности, которые сочла необходимыми, но ничто из предпринятого не повлияло на направление военных действий.
Устранение Антонеску, несомненно, было событием, призванным продемонстрировать готовность Румынии к независимости, но оно лишь ускорило продвижение советских войск на Балканы и в Центральную Европу. Как показывают советские документы, Москва была готова сосуществовать, по крайней мере в среднесрочной перспективе, с королем Михаем и другими лидерами оппозиции, будучи уверенной в том, что западные страны уважают ее интересы в регионе. Возвращение Северной Трансильвании в состав Родины также не может быть поставлено в ответственность исключительно правительству Грозы и положениям Соглашения о перемирии: оно было сформулировано довольно нечетко, и, кроме того, для Советов соблюдение договоров часто было необязательным. Не менее важную роль сыграло и упрямство венгров, не проголосовавших за коммунистов на выборах в ноябре 1945 года, а скорее бездействие Советов, которые не стали участвовать в их «организации» - как это было сделано годом позже в Румынии. Кроме того, Сталин и его приближенные, как укажет в своих мемуарах Хрущев, приобрели настоящую венгерофобию после вступления Венгрии в войну против СССР, которую они считали совершенно необоснованной и неспровоцированной.
Побежденные, но истощенные, пока у власти в США находился Рузвельт, Советы были жизненно заинтересованы в сохранении союза с американцами, особенно в перспективе послевоенного восстановления, поскольку легитимность их сферы влияния никем не оспаривалась. Конкретные последствия знаменитого соглашения о процентах между Черчиллем и Сталиным были сильно преувеличены, и если смотреть на него с британской точки зрения, то, учитывая ситуацию в Греции, оно представляется почти безнадежной дипломатической победой. Отсутствие значительного советского флота и ограниченные ресурсы в распоряжении Сталина означали, что он был весьма скрупулезен в соблюдении соглашения, что привело его к прямому конфликту с Тито. Несомненно то, что в подлой сделке с Черчиллем великий стратег Сталин, пытаясь создать впечатление хозяина Европы, сумел взять то, что уже имел, и отказаться от того, что собирался получить без особых усилий. Советской дипломатии предстояло повторить эту историю три десятилетия спустя в Хельсинки, но на этот раз с летальными для режима среднесрочными последствиями.
Если вернуться к 23 августа 1944 года и посмотреть на это событие в европейском контексте, то оно было лишено каких-либо значительных политических последствий и даже не смогло установить какого-либо рода доверие между демократической оппозицией и Советами. Пораженный его мужеством и считая его лишь орудием в руках Антонеску, Сталин терпел «короля-комсомольца», как он называл монарха, до тех пор, пока чувствовал, что его присутствие не угрожает его планам. Его решительное предпочтение коммунистов румынского происхождения перед коммунистами, набранными из национальных меньшинств, также не начало формироваться под впечатлением от 23 августа 1944 года, будучи скорее явлением внутреннего советского потребления.
Форма границ Румынии определялась советскими политическими интересами, а темпы эволюции страны к полному установлению коммунистического режима диктовались не столько внутренней реакцией, сколько динамикой отношений великих держав и ограниченными возможностями СССР эффективно управлять собственной сферой влияния.
---copie-image.webp)
