Многие депутаты проголосовали за независимость Республики Молдова из страха, но выступили против объединения с Румынией, хотя Бухарест согласился бы на это, считает басарабский академик Валериу Матей. Он был депутатом первого парламента Республики Молдова и разработал текст Декларации о независимости - документа, утвердившего отделение от СССР 27 августа 1991 года. В интервью для Veridica Валериу Матей рассказал об обстоятельствах, приведших к независимости, о том, как Декларация о независимости оставила возможность для объединения, и о том, какие рычаги влияния на Республику Молдова до сих пор имеет Россия.
VERIDICA: Валериу Матей, прошло 32 года с момента провозглашения независимости Республики Молдова. Давайте вспомним вместе не только контекст этого события, но и наиболее важные моменты, связанные с разработкой и последующим голосованием по Декларации независимости.
Отделение от Советского Союза и выход из плена советского государства были частью моей предвыборной программы и программы других коллег, которые баллотировались при поддержке тогдашнего Народного фронта Молдовы, партии, спикером которой я также являлся.
Должен сказать, что тогда мы сделали первые тесты, чтобы увидеть реакцию имперского центра, впервые признавшего независимость Литовской Республики. Затем я имел удовольствие поехать в Вильнюс, где проинформировал об этом нашем решении. С нашими коллегами из стран Балтии нас связывало многое. Мы вместе организовывали конференции по пакту Молотова-Риббентропа, политические мероприятия, неоднократно бывали в Вильнюсе, а также встречались с коллегами в Риге на подобных конференциях.
Затем последовала реакция Москвы и наше одновременное голосование по Декларации о суверенитете, которая в то время не была направлена на выход из состава Советской империи, а только как основа для переговоров по так называемому Унитарному договору, но одновременно мы проголосовали и по заключению о политико-правовой оценке пакта Молотова-Риббентропа. Напомню, что это произошло 23 августа 1990 года, когда мы одновременно приняли Декларацию о суверенитете и упомянутое выше заключение по советско-германскому пакту о ненападении и его секретным дополнительным протоколам.
В итоге осенью 1990 года Москва потребовала ультимативно от нас аннулировать эти акты указом, подписанным Горбачевым 9 декабря 1990 года. Этот указ нам помог, поскольку, ссылаясь на него, нам удалось получить доступ к документам бывшей Социалистической революции октября 1917 года, а затем и к военным архивам, и изъять из них документы, касающиеся оккупации Бессарабии, Северной Буковины и Герцеговины в июне 1940 года, а также их расчленения 28 июня - 4 ноября 1940 года, когда указом Верховного Совета СССР Южная и Северная Бессарабия, Северная Буковина и Герцеговина были включены в состав Украины.
Мы тогда опубликовали эти документы на четырех языках. Когда я брал эти документы, меня сопровождал Виталие Вэратес. Мы вместе пошли в российские архивы, и если бы не сгорел ксерокс в Представительстве Молдовы в Москве, то мы смогли бы сделать последние папки. В архиве Октябрьской революции сохранились жалобы тех жителей Бессарабии и Буковины, которые не хотели в то время быть переданными Украине. В архиве есть две папки с такими документами, согласно которым многие населенные пункты не хотели входить в состав Украины.
Антигорбачевский переворот в Москве, последний рывок к независимости Молдовы
VERIDICA: Как вы начали работать над текстом Декларации о независимости?
Конечно, в основе этого процесса разработки и осознания лежали два принятых нами документа. Первый - это итоговый документ первого Великого национального собрания о нашем суверенитете и праве на будущее, который я имел честь написать в ночь с 26 на 27 августа 1989 года. Второй - Прокламация Второго Великого Национального Собрания от 16 декабря 1990 года, в которой провозглашалось право Бессарабии на выход из состава Советской империи и воссоединение со своей родиной - Румынией.
Отказ от проведения объединительного референдума в марте 1991 года, [призванного] Горбачевым сохранить Советскую империю, а также блокирование нами вместе с нашими коллегами из Грузии - бывшим президентом Звиадом Гамсахурдиа - и нашими коллегами из стран Балтии подписания и ратификации нового Унитарного договора создали все предпосылки для выхода из состава Советской империи, когда в августе 1991 года произошел московский путч.
Московский путч 19-21 августа застал нас в некоторой степени неподготовленными, поскольку это было время отпусков, и большая часть Президиума парламента - постоянно действующего органа высшей государственной власти, принимающего в то время законы, - находилась в отъезде.
Я хорошо помню все моменты того дня, потому что в 6 часов утра мне позвонил пожилой Александр Усатюк, тот самый, который отсидел в советской тюрьме. В то время мы готовили своего рода «Нюренберг-2» - процесс против Коммунистической партии. Я составлял документы и готовил аргументы как историк, хорошо знающий проблему Бессарабии и советской коммунистической диктатуры.
Он спросил меня, что делать с процессом «Нюренберг-2». Я ответил, скорее в шутку, что теперь мы его отложим. Мы с женой тут же проснулись и начали эпопею обзвона своих коллег.
Мы позвонили в парламент к дежурным, но там никого не было. Тогда мы позвонили в Народный фронт, где охранники спали. Я их разбудил и сказал, чтобы они были внимательны на то, что происходит у ворот, потому что мы ожидали чего угодно, в том числе и того, что нас придут арестовывать.
Но бунтовщики действовали по-своему. Тогда я позвонил Иону Хадыркэ, который был тогда старшим по званию. Он проснулся утром, но уехал с водителем и отключит телефон в машине, так как собирался в Сынджерей к отцу, который плохо себя чувствовал. Приехав туда, он узнал, что в Москве произошел переворот.
Потом я отправился в Парламент, увидел там и уморительные элементы. Некоторые люди испугались. Вы знаете, что на войне много героев, особенно после войны. Но в те горячие дни нужны были решение, решительность и твердость. Я первым пришел в Парламент, а там никого не было.
Первым, кого я нашел и позвонил, был Валериу Муравски, который в то время занимал пост премьер-министра Республики Молдова. Муравский сообщил мне, что к нему в приемную пришли генералы Колесов и Осипов и сказали, что Государственный комитет по чрезвычайному положению назначил одного из них командующим Молдовой, а другого - Кишиневом. Они ждали, когда можно будет войти в кабинет премьер-министра.
Я тогда сказал Валерию Муравскому, чтобы он передал им, что мы собрали около 5 тысяч ребят, которые воевали в Афганистане, и приезжаем забирать этих командиров. Вы увидите, что мы сделаем - мы их расстреляем на площади!
Конечно, я сказал это в шутку, потому что там никого не было, но два русских генерала бросились бежать. Когда мы добрались до кабинета Валерия Муравского, двух генералов там уже не было.
Тогда я пошел пробовать двери кабинетов других коллег, которым я звонил, чтобы они пришли и встретились со мной, и все уладили. Давайте мобилизуемся, будем охранять определенные стратегические объекты - вокзалы, аэропорты и т.д. Я сказал Муравски, чтобы он попросил министра внутренних дел принять меры предосторожности, потому что русские могут прийти и занять ключевые государственные учреждения.
Затем я искал по телевидению министра телекоммуникаций Тимофея Андроса, а потом и руководителя государственного телевидения, который в те дни сбежал. Я нашел только Георге Дана, который руководил радиостанцией и который был до смерти напуган и сказал, что не предпринимает никаких действий, потому что не берет на себя ответственность. Тогда мы назначили других, потому что руководители этих СМИ подчинялись парламенту.
Тогда я нашел руководителя аппарата Мирчи Снегура и члена президиума парламента, его звали Ион Боршевич. Я сказал ему, чтобы он пришел в Правительство на пятый этаж, где должны были собираться члены Президиума, принимать решения и руководить.
Там, в зале заседаний, мы набросали план действий, включая заявление для радио и телевидения. При этом я давал им указания и работал непосредственно с Валериу Сахарняну. Мы открыли частоты и вели передачи без перерыва. Журналисты спрашивали меня, как я квалифицирую это событие, и я отвечал: военно-коммунистический путч.
Я написал документ, и когда я его заканчивал, из Сангерея вернулся Ион Хадыркэ. Он пришел на пятый этаж, и я сказал ему, что он, как человек, занимающий высший пост в государстве, должен выступить по телевидению и зачитать этот документ. Тогда он вышел на телевидение от имени Президиума и сказал, что это военно-коммунистический путч, который мы должны остановить. Я предупредил все воинские части, чтобы они не вступали в столкновения с гражданским населением. Это было 20 августа 1991 года.
Мы были единственными, кто имел круглосуточное вещание. Мы тоже ходили и вместе с работниками радиостанции вели трансляции. Директор радиостанции был напуган и говорил, что он ничего не делает. Мы поговорили с Василе Ланчу и прекратили выпуск пуцистских газет в типографии Universul Azi. Те, которые уже были напечатаны, мы приостановили. Были звонки от бунтовщиков, которые были одобрены одним из дежурных сотрудников Moldova Press. Испугавшись, он их напечатал. Сегодня он великий демократ, но не будем называть его имени, а то он скажет, что мы его задеваем, потому что он в парламенте. Но это реальность. Я дал Василе Ланчу письменный приказ о запрете всех газет. После этого он прекратил выпуск всех газет.
Мы начали эти действия утром с несколькими людьми, теми, кто был в Президиуме, и премьером Василе Муравски. После этого связались по телефону с Мирчей Снегуром. Он рассказал, что ему позвонил министр внутренних дел Пуго из Москвы и спросил «с кем вы?», на что Снегур ответил: с Президиумом.
Тогда мы направили в Сергиевку, где Снегур находился в отпуске, специальные машины охраны, чтобы забрать его с дороги.
Александру Мошану, узнав о перевороте и не имея билета, прибыл в кабине пилотов самолета, следовавшего в Кишинев. Вечером на этой встрече я вышел с написанным мною документом, о котором Мирча Снегур в интервью 10-15 лет назад говорил, что я торопился написать этот документ. Я написал его от имени Президента, Президиума, Парламента для всего населения. Они вышли на площадь, и все действия были сделаны. Но перед этим мы перекрыли все въезды в Кишинев, взяли под охрану телеканал, вокзалы, аэропорт и т.д. Там были целые отряды охраны, потому что были попытки военных частей приехать в Кишинев из Анений Ной или Яловень. Мы их останавливали по дороге, и они поворачивали назад, потому что мы им говорили, что у нас баррикады, вооруженные люди, и мы не хотим кровопролития. Тогда офицеры отдали приказ возвращаться, потому что они тоже не горели желанием входить в Кишинев. Таким образом, у нас все происходило мирно, без конфликтов.
С момента переворота перед нами встала проблема созыва заседания Парламента. Так, 21 августа 1991 года была созвана внеочередная сессия, на которую пришло столько депутатов, сколько смогло прийти, потому что страх был еще велик и московский путч не закончился.
Поэтому поставить на голосование Декларацию о независимости от Советской империи не представлялось возможным. У нас уже тогда был готов текст - вариант Декларации о независимости. Тогда было высказано предположение, что нам привезли текст этого документа из-за Прута.
21 августа это было невозможно, так как переворот был в самом разгаре, и некоторые люди искали в карманах свои партийные книжки. Поэтому заседание Парламента 21 августа прошло безрезультатно. 23 августа мы подготовили постановление и объявили вне закона Коммунистическую партию Молдавской ССР.
Затем мы созвали Собрание Парламента и Великое Народное Собрание для голосования по вопросу о нашем выходе из состава Советов.
Румыния согласилась бы на объединение в 1991 году, но большинство политиков в Кишиневе этого не хотели
Сейчас я вижу много разговоров о том, что мы могли бы объединиться [с Румынией]. Однако историческое событие учитывает реалии того момента и расстановку сил. Некоторые люди придумывают всякие истории вокруг этих событий.
Я - человек, который в те дни находился в эпицентре этих событий. Я знаю в деталях, как все происходило, минута за минутой, у меня очень хорошая память, и я вижу тех, кто спрятался в кустах и не внес никакого вклада, не показал себя с людьми, которые собрались на улицах, а теперь они являются большими экспертами по этому вопросу.
Недавние события фальсифицируются больше всего, и некоторые заинтересованы в том, чтобы делать такие вещи. Но мы еще живы и, слава Богу, у нас есть хорошая память. Возможен ли был тогда акт объединения? Нет, потому что у нас не было парламентского большинства, которое могло бы поддержать это желание!
Сейчас меня спрашивают, почему большинство из 267 депутатов парламента проголосовало за Декларацию о независимости. Ответ: из страха для многих из них. Это была сознательная сторона, мы, которые шли в авангарде. Но почему остальные не голосовали 21 августа 1991 года? Потому что московский путч был еще в разгаре. После того как путч закончился, и Коммунистическая партия была объявлена вне закона, условия были уже другими.
Если вспомнить, что 18 августа 1991 года члены Аграрной партии передали нам, в Президиум, резолюцию за подписью председателя фракции Думитру Моцпана и секретаря фракции Андрея Руснака, в которой они просили нас сохранить целостность Советского Союза. Это было незадолго до переворота, и они требовали этого ультимативно. От страха они потом проголосовали за Декларацию о независимости. Теперь мы видим, что они не помнят, что требовали за несколько дней до этого, и как они «изменились в лице» за такое короткое время.
Эти вещи мы не можем забыть, чтобы увидеть контекст. Для достижения цели национального единства нам требовалось 48-50 голосов от фракции «Сельская жизнь», а их не было. Эту фракцию тогда контролировал Мирча Снегур. В 1991 году он не разделял этого желания. Может быть, за это время что-то изменилось, но не тогда.
Были дискуссии с румынским руководством, и мы должны называть вещи своими именами. Никто в румынском руководстве не был против реализации стремления к объединению. Мы видели всевозможные версии, что Снегур хотел объединения, а Илиеску не хотел. Это все «арабские сказки».
Мы отправили в Бухарест Иона Хадыркэ в качестве первого заместителя председателя Парламента и Николая Цыу в качестве министра иностранных дел, чтобы в случае нашего провала они сформировали правительство и органы власти в ссылке в Румынии. В те дни они вели переговоры с главой государства в Бухаресте и другими представителями румынского руководства. Но те, кто был в румынском руководстве, также вели переговоры со Снегуром, Александру Мошеану и командой в парламенте с другой стороны.
Затем Александру Бырлэдяну, второе лицо в румынском государстве, прибыл в Кишинев на день раньше, чем было объявлено. Состоялись очень подробные обсуждения того, что мы можем сделать. Они также измеряли нашу обороноспособность на случай, если советская армия, которая находилась на всей территории Республики Молдова, во главе с генералом Лебедем начнет действовать.
Брат Лебедя руководил частью на улице Василия Лупу, в самом центре Кишинева. Так что все эти вопросы обсуждались, но голосовать в парламенте было не за кого, хотя мы и выясняли мнения всех. Декларацию о независимости, которую я имел честь читать, я храню до сих пор, как и все версии этого документа. Я не хочу приписывать себе никаких заслуг, но и не хочу, чтобы их приписывали другим. Я передам его в Государственный архив в Бухаресте, потому что там безопаснее.
Может быть, я отдам копию в Кишинев, но сейчас я оставил их распутывать всех тех, кто в те дни, не имея никакого вклада, прятался в кустах, и кто по указанию спецслужб с Востока пришел и творит историю и хочет перевернуть ее с ног на голову, как ему хочется. Но это уже другая тема.
Декларация о независимости «оставляет открытой дверцу для акта румынского национального воссоединения»
Декларация о независимости состоит из трех частей. Заявительная часть - с причастием и герундием - содержит важнейшие вехи нашей национальной истории и расчленения, произведенные иностранными имперскими силами. Но был и пункт о том, что Акт от 27 марта 1918 года сохраняет свою силу, поскольку он никогда не был отменен ни одним законным представительным органом власти. Заключительные ноты, данные Советами в июне 1940 года, и Оккупационный акт не могли аннулировать вотум объединения от 27 марта 1918 года.
Эта поправка исчезла в результате дебатов на заседании Президиума 26 августа 1991 года, которое началось 26 августа 1991 года и закончилось после полуночи, и мы не пришли к окончательному варианту. Тогда, уходя, господин Мошеану попросил меня: «Валериу, дорогой, останься и найди решение, чтобы утром мы могли окончательно утвердить текст!».
Все были утомлены. Я несколько часов сидел с текстом Декларации перед собой в галерее Президиума и делал пометки. Я также знаю, кто говорил правильные вещи, а кто - неправильные.
А поскольку абзац с упоминанием Закона от 27 марта 1918 года исчез, я вставил в текст фразу, которая пришла из этнологии - науки, которой я занимался как профессионал. Она касается этногенеза народа, нации. Я вставил эту прекрасную фразу, которая гласит: «право на определение своей дальнейшей судьбы в историко-этническом пространстве своего национального развития». Что это означает?
Если вы обратили внимание, то в Декларации о независимости не говорится о «молдавском народе», там говорится о населении как о части румынского народа и нации. Все эти понятия - из этнологии. Но и из библейской, если хотите, потому что в Священном Писании сказано, что народы могут спастись, объединившись. Право решать свою судьбу в историческом и этническом пространстве Бессарабии оставляет открытой дверь для акта национального воссоединения Румынии. Это должно быть предельно ясно.
В Декларации о независимости также фигурирует словосочетание «румынский язык». Упоминается принятие румынского триколора, и все указывает на эту идею объединения. Таким образом, исчезновение пункта об Акте о присоединении Бессарабии к Румынии 1918 года привело к появлению этой очень сильной фразы, которая открывает дверь в будущее.
Декларативная часть - о независимости от Советской империи, а последняя фраза – «Да поможет нам Бог!». Все эти пожелания сформулированы сдержанно и напоминают нам о драматизме распада, о нашем сопротивлении, напоминают о Великих национальных собраниях 27 августа 1989 года и Великом национальном собрании в декабре 1990 года, на котором я имел честь председательствовать, и о других событиях.
Тогда, 27 августа 1991 года, парламент Республики Молдова принял постановление о признании румынского языка государственным и восстановлении латинского алфавита. 5 декабря 2013 года Конституционный суд постановил, что румынский язык является государственным языком Республики Молдова. Почему же потребовалось более 30 лет для того, чтобы он был признан таковым другим решением парламента Кишинева от 16 марта 2023 года? В результате политики ассимиляции, ассимиляции царской империи, а затем советской власти в Бессарабии. Потому что я и сейчас вижу, что ученики Василе Стати выходят с сайтами типа moldova1859.md и всякими умственно запутавшимися людьми, которые говорят, что понятия румынского языка не существовало, даже не поинтересовавшись, как называлась первая книга, напечатанная в Молдове – «Казания» Ваарлама, написанная на румынском языке.
«Советская империя никогда не восстановится. Единственный путь для приднестровцев и гагаузов - вместе с большинством населения идти к европейской интеграции».
VERIDICA: Валериу Матей, как Вы оцениваете сегодняшнее отношение Кишинева к решению приднестровского вопроса, ведь этот вопрос также указан в Декларации о независимости. Спустя более чем 30 лет Приднестровье так и не было аннексировано, а российские войска по-прежнему находятся на территории Республики Молдова. Как Вы думаете, в случае победы Украины в войне с Россией, продолжится ли существование Приднестровья как сепаратистского образования?
Приднестровье - это анклав, оккупированный бывшей 14-й армией Российской империи. Под прикрытием этой армии там осуществлялись все так называемые политические движения со всевозможными выдуманными персонажами. Вполне естественно, что этот анклав исчез, потому что это было сделано для того, чтобы сохранить последний островок советской власти и неразвитого советского социализма на этой территории. Никакого конфликта по этническому признаку или какому-либо другому не было.
Мы определили эту агрессивную войну Российской Федерации против Республики Молдова 22 марта 1992 года решением парламента. Русские завезли сюда каких-то странников, которые пришли как «Homo Sovieticus». Около 80% из них - не местные жители. О чем мы говорим, что это межэтнический конфликт?
С одной стороны, в то время было какое-то законодательство, ограничивающее их права? Русский язык был оставлен как язык общения между всеми гражданами и был более распространен, чем официальный язык. Где этот русский язык подвергался гонениям?
На русском языке говорят на всех уровнях и во всех выборных учреждениях, [хотя] есть населенные пункты, где русский язык и сегодня не является официальным государственным языком. Медведь за полгода учится ездить на велосипеде, а люди, которые избираются и переизбираются, не учат государственный язык. Это не просто неуважение, а межнациональная ненависть, которую испытывают к этой земле, к этому народу, к государству, в котором живут и из которого извлекают прибыль. Так что никакого акта, ограничивающего их права, не было.
То, что мы отстаивали свое право, право большинства, говорить на родном языке или писать на латинице, разве мы совершили преступление? Или знать свою подлинную историю? Этнические меньшинства в Республике Молдова обладают многими правами, но на протяжении многих лет их представители совершали даже элементы шантажа.
Если вспомнить Лукьянова, вторую фигуру в ЦК КПРФ, то тогда, в 1990-е годы, он говорил: «Если вы [Республика Молдова] безоговорочно подпишете новый Унитарный договор, то у вас все будет хорошо. Если нет, то мы создадим для вас две сепаратистские республики, которые будут существовать в Приднестровье и Гагаузии».
Так и произошло. Москва хотела, чтобы нас еще больше унизили, не говоря ни слова.
Приднестровье и Гагаузия - это искусственные советские конструкции. Некоторые не хотят излечиться от ностальгии по Советскому Союзу. Советская империя никогда не восстановится. Она мертва и останется таковой. Коммунистический режим никогда не будет восстановлен, сколько бы поворотов он ни совершал. Единственный путь вперед для приднестровцев и гагаузов - присоединиться к большинству населения в их стремлении к европейской интеграции, к подлинной демократии, а не к выборам, купленным олигархом Иланом Шором или кем-то еще.
Приднестровье - это большой прыщ на теле Республики Молдова. Москва поддерживает его всеми средствами - экономическими, материально-техническими, военными, пропагандистскими. Российская Федерация исчезнет как агрессивное государство, не считающееся больше ни с международными нормами, ни с индивидуальными правами. Сейчас Россия - это террористическое государство, возглавляемое старым кагэбистом, который уже не рассуждает логически. Такого не может быть, даже если это удастся сохранить на какое-то время. Ничто, построенное на лжи, не устоит.
