Гибридная война, которую переживает Румыния, уже давно вступила в острую фазу. Попытка России установить в Бухаресте своего президента – лишь небольшая часть сценария, заранее подготовленного для Румынии. Хотя во многих отношениях прослеживается легко узнаваемый исторический сценарий, существует ряд признаков, которые указывают на то, что мы находимся на новом этапе, радикально отличающемся от всех предыдущих, как по усилиям, прилагаемым Москвой, так и по ожидаемым результатам. Нет, история не утратит свою ценность для понимания того, чего хочет от нас Кремль, поскольку многие из ее констант остаются в силе, но нам будет все труднее понять, как он намерен достичь своих целей, особенно если не учитывать произошедшие изменения.
Традиционное восприятие русских: румыны – невежественный народ, побуждаемый Западом к русофобии
Хотя мы живем по соседству уже несколько сотен лет, а почти полтора века даже поддерживаем дипломатические отношения, румыны и русские не знают друг друга. Многие взаимные представления основаны на стереотипах, как правило, негативных, а редкие моменты политического сближения между двумя народами были серьезно подорваны взаимным недоверием, презрением и враждебностью. Объяснений такому положению вещей много, и они общеизвестны. Военные оккупации, извечная имперская установка, страх перед Западом и, прежде всего, стремление румын к модернизации и эмансипации привели к тому, что с середины XIX века и по сегодняшний день между двумя народами установилось состояние холодной войны. Крымская война (1853-1856) и особенно Парижский мир официально закрепили цивилизационный разрыв между румынами и русскими. Несмотря на попытки России в последний момент завоевать сердца и умы румын, дав согласие на Объединение княжеств, именно в этот момент видение будущего двух народов стало несовместимым в долгосрочной перспективе. Пытаясь в течение трех десятилетий превратить румынские княжества в барьер на пути идущей с Запада революционной эпидемии, как обоснованно утверждает историк Виктор Таки, цитируя генерала Киселева, а вслед за ним почти всех великих советских историков балканского региона, Россия получила в обмен на свои усилия прямо противоположное тому, к чему стремилась. «Россия сосредотачивается», как лицемерно писал канцлер Горчаков после поражения в Крымской войне, означало для России не только ряд новых завоеваний на Северном Кавказе и в Центральной Азии, но и настоящий цивилизационный самоанализ.
Озабоченные тем, чтобы избавить Россию от «любви к Европе» и вернуть ее на путь, который они считали для нее изначальным, славянофилы Алексей Хомяков, Михаил Погодин, Иван Аксаков, Владимир Черкасский, Константин Леонтьев и другие, менее известные деятели, превратили отказ от западных ценностей в политическую идею фикс. Сформировавшееся в этот период восприятие румын в России характеризовалось их отказом вести себя в политическом поле в соответствии с тем, что славянофилы считали для них определяющим, а именно принадлежностью к православию и поствизантийскому миру. Вместо того чтобы вступить в имперскую общность с Россией, находясь под исключительным влиянием французов, как утверждали славянофилы, румыны развили необоснованную русофобию, которая свидетельствовала лишь о коллективной моральной несостоятельности этого народа, а не о его подлинно западном призвании. Возмущенные импортированной русофобией румын, но на самом деле обвиняя французов в развращении невежественного народа, русские продолжали считать жителей румынских княжеств простыми дикарями, некогда добрыми, но теперь введенными в смертельное заблуждение духовными «бусинками» тех, кто пришел колонизировать их умы и души.
Для русских все, что румыны предприняли в политической сфере в эпоху пробуждения национального самосознания, было обусловлено не столько их волей, сколько мастерством великих чревовещателей Запада, которые одушевляли бедных бездушных кукол. Чем дальше румыны отдалялись от Святой Руси, тем сильнее росло презрение русских к их правителям, а ненависть к тем, кто манипулировал ими из далекой Европы, не знала предела. Русско-румынский союз во время последней русско-турецкой войны, которую румыны называют войной за независимость, или союз во время Первой мировой войны не смогли значительно смягчить взаимные представления. Более того, оба народа вышли из обоих конфликтов с еще более тяжелым багажом недоверия.
Румыния стала стратегическим приоритетом для России
Несмотря на постоянные отсылки к имперскому и советскому прошлому, внешняя политика Путина представляет собой разрыв с прошлым не столько в плане видения, сколько в плане действий. В отличие от всех своих предшественников, которые, как правило, всегда старались действовать осторожно, редко шли на серьезный риск и только под давлением обстоятельств, Путин – прежде всего авантюрист, почти мечтатель.
Политические фантазии, личные амбиции и стереотипы сыграли в внешнеполитических решениях последних лет гораздо более важную роль, чем знаменитое российское политическое планирование и приписываемое им увлечение шахматной игрой. Политические и военные успехи в Грузии и Сирии укрепили его уверенность, подогрели аппетит к риску и вкус к громким жестам с разрушительными последствиями. Кроме того, вялая реакция Запада на классические и гибридные атаки России, а также усиливающееся убеждение, что украинцы не способны самостоятельно управлять своей страной, сделали решение Путина напасть на Украину вполне логичным.
Однако сопротивление Украины и поддержка, полученная Киевом от Запада, привели к определенным переменам в том, как сегодняшнее руководство России воспринимает мир. Очевидно, что стремление России создать вокруг страны, но особенно на Западе, пояс нестабильности, состоящий из слабых государств, осталось неизменным. Изменился лишь способ, которым Кремль намерен достичь своей цели. До сих пор, в том числе в советский период, хотя Румыния была постоянным источником дискомфорта для России, она не была объектом отдельного направления российской политики. На всех исторических этапах политика России в отношении румын подчинялась целям, считавшимся стратегическими. Поэтому, когда Москва была озабочена Румынией, она неизменно преследовала цели, которые считала действительно важными. Шла ли речь о балканском, украинском, венгерском вопросах или о «социалистическом лагере», Румыния и румыны были для Кремля лишь промежуточным этапом на пути к действительно важной цели.
Румыния сейчас находится в далеко не завидном положении, став для России приоритетом внешней политики, как это всегда было с Польшей или Финляндией. Кремль сегодня понимает, что Румыния имеет потенциал значительно повлиять на геополитический курс целой группы стран и стала ключевым элементом стратегии Путина по удушению Украины.
Россия хочет привлечь Румынию в свою сферу влияния путем культурного «перепрограммирования» румын
Кремль осознал, что самое важное оружие гибридной войны, которую он ведет, – ложь – может не только дестабилизировать и парализовать общества, но и формировать, воспитывать их. Чем больше коллективное презрение некоторых обществ к формальному образованию, чем сильнее убеждение людей в том, что между успехом и усилиями нет причинно-следственной связи, тем более такие общества подвержены формирующему воздействию кремлевской пропаганды. В российских лабораториях по производству конфликтов хорошо изучили культурные, социологические и ментальные последствия, которые повлекло за собой появление столь многочисленной румынской диаспоры. Как и в случае с русскими в «ближнем зарубежье» или на Западе, чьи разочарования, враждебность и отчуждение фактически лежат в основе «русского мира», Кремль понял, что в диаспоре можно создать Антирумынию. Точнее, антидемократическую, антизападную и антикапиталистическую Антирумынию, через которую Румыния была бы подключена к политическим вибрациям «русского мира».
В качестве своеобразного реванша через века путинская пропагандистская машина сегодня пытается поэтапно перепрограммировать румын в культурном плане, чтобы создать предпосылки для длительного российского присутствия в Румынии. Это перепрограммирование, которое меняет естественный порядок вещей, сохранившийся при оккупационном коммунистическом режиме, и которое на первых порах атакует глубинные слои общества, а не элиту. Если французы придали румынской политике антироссийский оттенок через духовную колонизацию элит, как считают российские историки, то теперь Кремль хочет повернуть исторический процесс вспять с помощью воспитания значительной части румынской диаспоры на Западе посредством дезинформации. Если огромный российский аппарат массовой дезинформации на что-то и годится, так это на то, чтобы превращать личные и групповые разочарования утративших связь с родиной людей в экстремистские политические взгляды. Хотя в такой риторике Россия или Путин могут и не упоминаться, она неизменно служит интересам Кремля.
Интенсивное насаждение навязчивой идеи о том, что Румыния идет по неверному пути, что она находится в неразрешимом противоречии с самой собой, – это не что иное, как «аргументы», подрывающие веру румын в демократию. В своего рода спектакле, замаскированном под политическую рефлексию, многие румыны, воспитанные на дезинформации, проецируют свою собственную маргинальность на всю страну. Мечтая о персональной революции, которая выведет их с орбиты невезения на почве неприспособленности, они пытаются произвести такую революцию в Румынии. Революцию, которая вновь откроет им путь на родину, и где их встретят как освободителей, спасителей и, прежде всего, как будущую элиту.
Стратегия исходит не только из тонкого культурного анализа румын, но и из хорошего знания правовых механизмов, регулирующих Румынию. Это объясняет чуть было не удавшийся рейд Кремля в Румынии, который начался с создания виртуального псевдореволюционного движения в диаспоре, перенесенного затем в Румынию с помощью внутренних сил.
Таким образом, несмотря на языковой барьер и исторические стереотипы, между «русским миром» и Румынией была создана пуповина, которая будет продолжать питать тех, чье «сознание пробудилось» под воздействием токсичной смеси гнева и абсурда. Культурному моделированию посредством дезинформации нельзя противостоять с помощью образования или аргументов, поскольку одним из его эффектов является именно закрытие каналов связи со всем, что противоречит привитым представлениям и образам. Именно поэтому власти Румынии должны исходить из того, что в случае, если Путин переживет войну в Украине, то румынский вариант «русского мира» просуществует, по крайней мере, в среднесрочной перспективе. Из этого вытекают практически все ответы, которые Румыния может дать на этот вызов. Приоритетной задачей является не преодоление разрыва между двумя Румыниями, поскольку они непримиримы в краткосрочной перспективе, а укрепление демократической и современной Румынии. Только так число жертв воспитания на дезинформации будет уменьшаться, политическое давление, которое они оказывают, будет ослабевать, а это закроет часть каналов, через которые Россия распространяет свое влияние. Что до остальных...
