Ржавые, изрешеченные пулями и порядком устаревшие дорожные знаки подсказывают мне, что если я и дальше буду ехать по этой дороге, то через 88 километров доберусь до Белгорода, российского города с населением около 340 000 человек. Но доехать до Белгорода будет невозможно: для этого нужно пересечь одну из самых опасных на сегодняшний день границ в мире. Все переходы между Россией и Украиной, в которой я сейчас нахожусь, закрыты с 2022 года, когда началась полномасштабная вооруженная агрессия России против Украины. Приграничные районы представляются непреодолимым фронтом, но эти разбитые дороги приведут меня сегодня в Дементиевку, деревню, расположенную всего в нескольких минутах езды от границы между двумя странами.
@Alex Craiu
Когда я покидаю Харьков, стоит солнечный день, хотя ночь была неспокойной: многочисленные нападения на блокпосты не дают спать жителям города, второго по величине в Украине. Харьков – русскоязычный город, который отказался быть частью русского мира. «Харьков – город-герой» – эту надпись я вижу повсюду. В 2022 году президент Зеленский присвоил Харькову это звание в честь стойкости и выдержки жителей, проявленных в борьбе за отражение агрессии в начале войны. Тогда, утром 24 февраля, российские войска пересекли ту же границу, к которой я направляюсь сегодня, продвигаясь к Харькову и вступая в столкновения с украинскими войсками по пути. Некоторым частям даже удалось проникнуть в город, но 28 февраля они были вынуждены отступить. Однако с тех пор Харьков остается объектом ударов, которые, по словам генерал-лейтенанта Игоря Романенко, являются «морально-психологическим давлением с целью дальнейшего разрушения города».
Итак, я покидаю Харьков и направляюсь на север. Это небезопасный район; местные жители посоветовали мне не пытаться добраться до Русской Лозовой, первой деревни к северу от Харькова, и уж тем более до Дементиевки. На выезде из города я останавливаюсь на несколько секунд у разрушенной и явно заброшенной бензоколонки. Остатки шаткой жестяной крыши изрешечены пулями, и небо проглядывает сквозь нее, как сквозь сито. Еще несколько секунд я вновь разглядываю дорожные знаки, на которых указаны российские города. По всей стране они были стерты, но эти места стали исключением, потому что, будучи ограниченными и закрытыми для гражданского движения, удаление этих знаков не было приоритетом посреди бесчисленных трудностей, с которыми столкнулся этот регион.
@Alex Craiu
Я останавливаюсь у одного из многочисленных военных постов и спрашиваю, как далеко мне, как журналисту, разрешено пройти. Меня предупреждают, что зона чрезвычайно опасна, что обе стороны ведут артиллерийский обстрел и что присутствие автомобиля в этом секторе, скорее всего, будет замечено наблюдательными беспилотниками. Любой автомобиль в приграничной зоне – это вражеский автомобиль для русских, которые пытаются его уничтожить. Итак, я подтверждаю командиру, что мне все понятно, а он предупреждает меня, чтобы я не пытался проехать дальше Дементиевки.
Я благодарю его, он желает мне удачи, садится в машину и уезжает в противоположном моему направлении. Я понимаю, что предоставлен самому себе, и от этой свободы дойти до места, где я могу в любой момент умереть, мне становится как-то не по себе. Я знал, что, если по дороге не случится ничего действительно плохого, я буду продолжать двигаться пока могу или пока это плохое не случится.
В настоящее время границы двух стран существуют только де-юре, поскольку де-факто границы проходят там, где фронт делает невозможным дальнейшее продвижение. Ситуация на местах постоянно меняется. Многим даже не удается выйти за блокпосты на севере Харькова в дни, когда поступают сообщения о готовящемся нападении. В почти полностью разрушенном поселке Питомник не осталось, похоже, ни одного жителя, в отличие от Русской Лозовой, где по-прежнему ездят машины, снабжающие единственный оставшийся сельский магазин. Парадоксально, но тишина здесь вызывает беспокойство. Это как тишина в фильме ужасов, когда ты знаешь, что что-то должно произойти, потому что вокруг невероятно тихо. Так и в поселке Питомник. Ни людей, ни животных, ни машин, ни шума. Я не могу надолго здесь задержаться и продолжаю двигаться на север по участку дороги, усеянному воронками от бомб. Некоторые деревья вырваны с корнями, другие сгорели.
Остов разбомбленного кафе рисует в моем воображении старые добрые времена этого места: людей, которые останавливались здесь, чтобы передохнуть в своем путешествии по обширным просторам этих двух огромных стран. Детей, игравших здесь в мирные годы, когда никто не думал о войне. Ландшафт выглядит апокалиптически; вырытые траншеи издалека напоминают электросхемы на плате. Этакий лабиринт-убежище на развалинах столь жестоко разрушенных деревень.
По мере продвижения я все реже встречаю дома с уцелевшей крышей. Понимаю, что никого не найду в Дементиевке, но с комком в горле продолжаю двигаться вперед. Хотя на улице холодно, окна в машине открыты, потому что я чувствую необходимость сохранять связь с окружающей действительностью; я хочу расслышать любой звук, любой намек на то, что нужно возвращаться. В зеркале заднего вида я вижу армейскую машину, несущуюся ко мне на большой скорости. Мне с трудом удается посторониться – так узок асфальт, оставшийся после частых обстрелов. Машина обгоняет меня, и я снова остаюсь один. Но на смену прежней тишине приходят звуки отдаленной артиллерийской стрельбы. Я знал, что рано или поздно услышу их. Но больше всего меня настораживает шум колеса, явно свидетельствующий о проколе. Понимаю, что это мой сигнал возвращаться в Харьков, ведь это безумие – так близко подъехать к фронту на трех колесах.
@Alex Craiu
Но я приехал посмотреть на остатки деревни Дементиевка, и, хотя знаю, что могу не выехать отсюда, не имея запасного колеса, решаю ехать дальше. Проезжаю село Нове, но останавливаюсь на изрешеченной пулями автобусной остановке «Хартрон». Пусть это и выглядит бессмысленно и глупо, но мне нужно было понять это место. Меня окружают какие-то развалины. Вдалеке всё явственнее слышны звуки артиллерийского обстрела. Взрывы нечасты: два, три подряд, с перерывом в минуту. Мои глаза устремлены в небо, но любой дрон, который я могу заметить, скорее всего, уже видел меня, так что главная причина - любопытство, а не попытка оценить опасность или защититься.
Дементиевка была захвачена в марте 2022 года, но в результате операции, проведенной весенней ночью того же года, русские были выбиты из села. Однако тысячи тонн гранат и артиллерийских снарядов полностью уничтожили село, которое снова было захвачено русскими в июне 2022 года после того, как украинский батальон отступил на несколько недель. Украинцы вернулись по той же дороге, по которой я сейчас езжу почти на трех колесах. На этот раз российские войска ушли быстро, оставив после себя значительное количество оружия и тяжелой техники, которая впоследствии пригодилась украинской армии. Сегодня, спустя два года, разрушены даже руины 2022 года. Перед моими глазами стоят лишь огромные груды кирпичей. Дома похожи на разрушенные Lego-постройки, детали которых разбросаны повсюду. В отличие от Русской Лозовой, Дементиевка не производит даже иллюзорного ощущения нормальности. В руинах села невозможно ориентироваться. Невозможно найти место, чтобы спрятаться, даже дырявой кровли, как та, сквозь которую я раньше смотрел на небо. Вспоминая о дронах, птицы пугали меня здесь больше всего.
@Alex Craiu
С небольшим запасом воздуха в колесе и ослабленным контролем над рулем я повернул обратно в сторону Харькова. Я периодически останавливался, чтобы снять фото и несколько секунд видео, потому что без них сегодняшняя поездка имела бы меньше смысла. Эти сельские районы далеки от сирен воздушной тревоги, да и вообще они здесь почти бесполезны. Из-за близости к российской территории ракеты и беспилотники прилетают сюда за считанные секунды, иногда даже до того, как срабатывают сирены. Приехав сюда, ты не знаешь, вернешься ли обратно, как бы драматично это ни звучало. Ты понимаешь эту реальность, когда приезжаешь в такое место. Слишком далеко, чтобы об этом рассказали в новостях, и слишком опасно для гражданских лиц.
Увидев Харьков вдали, я снова успокоился. Шум иногда приносит успокоение, когда тишина заставляет бояться всего, что летает. В Дементиевке я боялся птиц.